Поэтому суду, хочешь не хочешь, приходится заниматься взглядами подсудимых и выяснять, экстремистские они или нет. Именно для этого защита пригласила свидетелей – генерал-полковника Л. Г. Ивашова и полковника Ю. Г. Шушканова.
Как ни странно, прокурору, тому самому, который рьяно настаивал на этих экстремистских взглядах подсудимых, вовсе не глянулось их обсуждать в судебном заседании, он был резко против: «Поскольку защита не указала, какие фактические обстоятельства дела известны свидетелям, я нахожу, что следует допросить указанных свидетелей в отсутствии присяжных заседателей. Особенно это касается свидетеля Л. Г. Ивашова, ведь он не был допрошен на следствии и предыдущих судебных заседаниях. Никакими сведениями, относящимися к фактическим обстоятельствам дела, свидетель Ивашов не располагает».
Адвокаты Чубайса так дружно поддержали убеждение прокурора в неосведомленности генерала Ивашова, что на миг показалось даже, что эти достойные всяческих похвал юристы спешно окончили еще и краткосрочные курсы ясновидения и телепатии. Зал не ждал сюрпризов от судьи и несколько приуныл, уже не надеясь увидеть именитого генерала, не сходящего с газетных полос и телеэкранов, блестящего аналитика и крупного военного дипломата, вот так вживую выступающим перед публикой. Но чудо – оно ведь на то и чудо, что может быть сотворено даже в преисподней. Судья постановила: «Допросить свидетеля Л. Г. Ивашова в судебном заседании с присяжными заседателями, так как суд не вправе отказать в допросе свидетелю, явившемуся в суд по инициативе стороны».
На судейскую преамбулу генерал Ивашов откликнулся неожиданной репликой: «Я давал показания в Гаагском суде, так что некоторый опыт у меня есть».
Обвинители несколько скукожились: если сравнение Московского областного суда с Гаагой окажется в пользу Гааги, выйдет большой международный скандал, который будет на руку врагам России. Поэтому Гаагский трибунал, Страсбургский суд и суд Московский областной должны были в данном заседании по делу о покушении на Чубайса ноздря в ноздрю маршировать в гордых шеренгах демократии и законности.
Адвокат Квачкова Першин опрашивал свидетеля первым: «Леонид Григорьевич, что Вам известно о фактических обстоятельствах дела?».
Ивашов ответил разочаровывающе: «Известно все то, что пишут в средствах массовой информации».
Прокурор вскинулся было изгнать неосведомленного свидетеля, но… Гаагский трибунал! Оскандалиться никак нельзя.
Першин: «При каких обстоятельствах Вы познакомились с Владимиром Васильевичем Квачковым?».
Ивашов: «С Владимиром Васильевичем Квачковым мы познакомились накануне агрессии НАТО в Югославии. У меня по просьбе посла Югославии Милошевича проводилось совещание с российскими специалистами по спецоперациям. Это было весной 1999 года. Потом Квачков был приглашен в Военно-Державный союз России в качестве эксперта».
Першин: «Вам известны общественно-политические взгляды Квачкова?».
Прокурор страдальчески прикрыл глаза, готовый вынести все ради международной чести Мособлсуда, но судья, не выдержав его мучений, пришла на помощь обвинителю: «Вопрос снимается. Общественно-политические взгляды подсудимых предметом судебного исследования не являются».
Першин: «Имел ли Квачков ненависть к Чубайсу?».
Ивашов: «Мы в Военно-Державном союзе занимались исследованием геополитики России. Персоналий мы не касались. Поэтому знать отношение Квачкова к Чубайсу я не могу».
Першин: «Имел ли Квачков какие-либо экстремистские взгляды?».
Ивашов удивляется: «Мы обсуждали с ним аналитику. Я назову состав Военно-Державного союза. Это мощная организация, в которую входили Российская организация сотрудников правоохранительных органов, военные, общественные движения, политические партии, ассоциации ветеранов контртеррористических организаций «Альфа», «Вымпел»… Это не заговорщеская организация».
Першин: «Состоял ли Квачков в каких-либо экстремистских военных организациях?».
Ивашов: «Я знаю, что он состоял в Центре военно-стратегических исследований Генерального Штаба. Других организаций, в которых он состоял, я не знаю».
Допрос свидетеля продолжает адвокат подсудимого Миронова Оксана Михалкина: «Когда Вы познакомились с Мироновым Иваном Борисовичем?».
Ивашов: «Мы познакомились с ним в 2002 году на региональной студенческой конференции в Костроме. Вместе со мной были тогда Борислав Милошевич и Сергей Кара-Мурза. Иван Миронов вел часть конференции и мы с ним там познакомились».
Михалкина: «После 2002 года Вы с Иваном Мироновым общались?».
Ивашов: «Общались. Он просил меня быть научным руководителем его диссертации о продаже Аляски. И мы дискутировали с ним, так как взгляды наши на эту проблему отчасти расходились. И еще мы встречались, когда он был помощником С. Ю. Глазьева, а я участвовал в конференции, которую они проводили».
Михалкина: «А после 17 марта 2005 года Вы с Иваном Мироновым общались?».
Ивашов: «Общался по тем же вопросам».
Михалкина: «Вы знакомы с отцом Ивана Миронова – Борисом Сергеевичем Мироновым?».
Ивашов: «Да, знаком, тоже с 2002 года».
Судья, услышав ответ, сразу снимает его заодно с вопросом: «Борис Сергеевич Миронов к настоящему суду не привлекается».
Михалкина все же хочет вернуться к Миронову-старшему: «Вы общались с Иваном Мироновым в 2004 году, то есть после того, как его отец был объявлен в розыск?».
Судья о розыске Миронова-старшего категорически не хочет слышать и не дозволяет того присяжным: «Вопрос снимается. Уважаемые присяжные заседатели, Вы должны оставить без внимания информацию, содержащуюся в вопросах адвоката Михалкиной».
Михалкина: «В период 2004 года Иван Миронов, общаясь с Вами, высказывал неприязнь к Чубайсу?».
Ивашов: «Мы общались по другим вопросам».
Михалкина: «При Вас Иван Миронов какие-либо экстремистские взгляды по отношению к Чубайсу высказывал?».
Ивашов: «Иван Миронов - исследователь и тема его исследования - продажа Аляски Россией Соединенным Штатам. Чубайс в этой продаже не участвовал. Во-вторых, Чубайс – это категория, равная Гитлеру, и у нас эта фамилия не в ходу».
Подсудимый Миронов пытается вернуться к теме, запрещенной судьей к оглашению: «Леонид Григорьевич, Вы меня после объявления в розыск отца предупреждали о возможных провокациях в отношении…».
Судья моментально стряхивает с себя лоск Гаагской демократии, без всяких объяснений снимая не до конца прозвучавший вопрос. Миронов пытается возражать, но слышит в ответ величественное: «Все жалобы на меня в письменном виде подавайте в Верховный Суд Российской Федерации».
Миронов никуда не хочет жаловаться, он хочет лишь задать вопрос: «О каких провокациях против меня и моей семьи Вы предупреждали меня в конце 2004 года?».
Но судья предпочитает подобным вопросам жалобы в Верховный Суд. Вопрос снова снят.
Адвокат подсудимого Найденова Котеночкина: «Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Александром Найденовым?».
Ивашов: «Познакомились после их выхода из тюрьмы, на праздничном концерте, который в честь их освобождения давала Виктория Цыганова».
В допрос вступает прокурор: «Вам известна последняя занимаемая должность Квачкова?».
Ивашов: «Я знаю, что он был командиром бригады спецназа ГРУ, потом офицером Генерального штаба. Ко мне его направлял Генштаб, когда мы обсуждали вопросы спецоперации на территории Югославии».
Прокурор: «Вам известно, что Квачков работал над диссертацией?».
Ивашов: «Да, он просил меня быть его оппонентом. Я отказался. Потому что не был специалистом в этой сфере».
Прокурор: «Вам известны какие-либо статьи Квачкова?».
Ивашов: «Известны. Это были интересные научные публикации. Этими работами он участвовал в формировании облика Вооруженных сил России».
Прокурор: «Вы знакомились с какими-либо монографиями Квачкова?».
Ивашов: «Знакомился. Последняя – «Силы специальных операций» 2008 года издания».
Прокурор: «Известно ли Вам, что Квачков баллотировался в депутаты Государственной Думы?».
Ивашов: «Да, и когда посадили его, я считал, что все это провокация, потому что слишком непрофессионально все было сделано. И когда он баллотировался, я хотел помочь своему брату-офицеру и стал его доверенным лицом. В любом случае Госдума получила бы хорошего депутата, защищающего интересы избирателей и Российской армии. Когда его арестовали, мы анализировали данную ситуацию, и поняли, что это провокация».
Прокурор: «Почему Вы решили, что это провокация?».
Ивашов неторопливо рассуждает: «Пошел вал публикаций, что дача Квачкова рядом с дачей Чубайса (я еще подумал, что там за дворец такой?). Потом описывали вот этот прием – крутить кабель – прием подрывников сорок третьего года. Я военный человек и понимал, что тут явно след просыпан».
Судья насторожилась: «Какой след просыпан?».
Ивашов благодушно: «Мы анализировали в Военно-Державном союзе данную ситуацию, и входящие в Военно-Державный союз сотрудники правоохранительных органов говорили, что-де «след просыпан» – это когда дознание целенаправленно выводят на назначенных виновными людей».
Прокурор: «А про кабель сорок третьего года… Вы что имели в виду?».
Ивашов: «Я имел в виду, что это не современный уровень диверсионных операций».
Прокурор: «А Квачков готовился как диверсант?».
Ивашов: «Квачков готовился как офицер спецназа, он воевал в Афганистане…».
Судья рявкнула: «Остановитесь!», напрочь забыв про все гуманистические идеалы Страсбурга. Военный дипломат Ивашов вопросительно стал разглядывать руководящее кресло, столь недипломатично прервавшее его. А кресло продолжало топтать дипломатию: «Вот Вы – генерал-полковник! и...».
Свидетель Ивашов возвысил голос до командного: «Не стыдите меня этим!».
Кресло стушевалось до мягкого, извиняющегося голоска: «Леонид Григорьевич, Вы – уважаемый человек, безупречное лицо нашего общества, но тем не менее, м-м-м, несоблюдение закона все равно Вами производится…».
Прокурор: «Осведомлены ли Вы об уровне профессиональной подготовки Квачкова?».
Ивашов: «Да, по долгу службы я занимался трагедией в Таджикистане и знаю о роли Квачкова в прекращении там кровопролития».
На авансцену выдвинулся специалист по провокационным вопросам адвокат Чубайса Шугаев: «А каков современный уровень диверсионных спецопераций?».
Ивашов объясняет: «Сегодня средства для спецопераций другие. Высокоточные. Робототехника. Когда проводится спецоперация выставляется поле наблюдения, задействуются спутники».
Шугаев доволен: «Отлично. И так запросто можно это все достать простым гражданам?».
Ивашов соглашается: «Безусловно, нет. Но даже когда я служил в молодости в разведке, мы знали: один человек, один гранатомет и больше для такого дела ничего не нужно».
Шугаев: «Почему Вы считаете, что покушение на Чубайса - это инсценировка?».
Ивашов объясняет: «Применяемые сегодня средства есть и более простые, и более эффективные, и более надежные. На Кавказе вон, из гранатометов то и дело лупят по этим постам, а здесь, видите ли, их достать невозможно. Да и когда идет бой, то хоть какую-то царапину кто-то да получает».
Штатский Шугаев с апломбом любителя детективных сериалов пытается оспорить генерал-полковника: «В уголовном деле во взрывотехнической экспертизе сказано, что разлет осколков составил 100 метров, а баротравма поражала в диаметре 60 - 80 метров».
Ивашов: «Ну что ж, имитация была проведена специалистами достаточно высокого уровня, так чтоб никто не пострадал, но с явными просчетами».
Шугаев не желает сдаваться и в ход пускает ложь: «Но вот пострадала же машина Вербицкого! Вот задело, задело же Ярослава Вербицкого!».
Сторона защиты дружно протестует против искажения фактов. Вербицкого никак не задело и все это хорошо помнят. Иван Миронов смеется над неловкой подделкой Шугаева.
Судья немедленно струнит защиту: «Подсудимый Миронов предупреждается о недопустимости нарушения порядка в судебном заседании и смехе. Ваш смех изо дня в день вызывает… м-м-м. Нет, не скажу, что он вызывает». Вопрос Шугаева все-таки снят, по аккуратненькому выражению судьи: «Адвокат допустил отступление от содержания исследования доказательств».
Шугаев меняет сферу своих интересов: «До 17 марта 2005 года Квачков выступал с критикой Чубайса?».
Ивашов: «Я не помню. Следить, кто там критикует Чубайса… Его вся страна критикует».
Шугаев: «А в тюрьме Квачков выступал с критикой Чубайса?».
Ивашов: «В тюрьме у него не было пресс-центра, я думаю».
Шугаев подкрадывается к генералу на мягких лапках: «Вы читали книгу Бориса Миронова «Иго иудейское»?».
Ивашов: «Обязательно пролистывал. Так же, как и другую его работу – про Чубайса. Вы поймите: мне важны факты, а выводы я делаю сам. А когда приводятся факты того, как наносится ущерб стране, и это связано с именем Чубайса, я не нахожу ни одного его шага, ни одного мероприятия, которое он проводил, и оно было бы на пользу всему обществу».
Шугаев топорщится из последних сил: «Вы сказали, что Иван Миронов – патриот. В чем это выражается?».
Ивашов: «Я видел на конференции, как он отвечал мордовским студентам, которые говорили, что если бы вот немцы нас оккупировали в сорок первом, мы бы жили сейчас, как в Германии. Он очень резко выступал тогда против них, что это наша Родина, и мы должны любить свою Родину. И в своей диссертации и книге он доказывает, что продажа Аляски - непатриотический шаг, зря мы ее продали, можно было ее удержать».
Подсудимый Найденов: «Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! Леонид Григорьевич, вопрос к Вам, как к крупному стратегу и аналитику: гибель Чубайса могла бы как-либо повлиять на общеполитический курс страны в целом?».
Судья спешит снять вопрос о Чубайсе, как постоянном раздражителе публики, хотя свидетель и просит ее: «Можно я скажу в пользу Чубайса!».
Но судья уже приготовила собственные вопросы Ивашову: «Леонид Григорьевич, как Вы считаете, возможно ли сделать достоверные выводы о событии на основании газетных статей и иных сообщений в средствах массовой информации?».
Ивашов объясняет просто и доступно: «Да, можно. Есть такой метод, и у нас, военных, он применяется – метод моделирования. Собираются все факты, изучается степень их достоверности. Все сопоставляешь, и модель все может сказать. На основании всего этого я и делаю вывод, что это была имитация. До деталей».
Судья: «Что Вы понимаете под словом «имитация»?».
Ивашов: «Имитация – это проведение ложной операции, которая скрывает истинные цели».
Судья: «Моделирование событий позволило сделать Вам вывод каковы цели имитации?».
Ивашов: «Это может быть столкновение чьих-либо интересов, возможно это делали, чтобы протолкнуть какую-то букву закона, ужесточающую положение, иногда это делается, чтобы вывести из игры какую-либо политическую силу или просто личность».
Прокурор с последней надеждой: «Исключаете ли Вы, что происшествие 17 марта 2005 года является неудавшейся специальной операцией?».
Ивашов не оставляет от прокурорской надежды даже песчинки: «Когда моделируешь эту ситуацию, то вылезает столько глупостей, что вывод один: это может быть только провокация, но неудачная».
Комментариев нет:
Отправить комментарий